Сергей Корнев (kornev) wrote,
Сергей Корнев
kornev

Categories:

Кто стоял за восстанием Спартака? (3 из 9, 1 половина)

ДРЕВНИЙ РИМ ГЛАЗАМИ XXI ВЕКА

Предыдущая часть

РИМСКАЯ «ПАРТИЯ ЖУЛИКОВ И ВОРОВ», 1 часть



История последнего столетия Римской Республики вертится вокруг противостояния двух «партий» - Оптиматов (аналог нашей «партии власти») и Популяров (аналог нашей «объединенной оппозиции»). Обе «партии» друг друга стоили. Оптиматы – это кучка «жуликов и воров», оседлавшая административный ресурс и не желавшая им делиться даже ценой гражданской войны. Популяры, в лице своих лидеров (от Гракхов до Мариев, Цинны и Цезаря), это кучка оголтелых честолюбцев, которые вполне здравые лозунги и программы использовали для того, чтобы взломать республиканские институты и дорваться до «фюрерской» власти. В итоге, на развалинах обеих «партий» Римом завладела «Третья сила», а республику сменил режим принципата.

Начиная с середины II в. до н.э., доминирование Рима в Средиземноморье стало абсолютным. И если в первой половине века римлян интересовал умеренный, чисто политический формат доминирования, то во второй половине века в покоренных и зависимых территориях они стали видеть исключительно «пищевой ресурс», средство для пополнения государственной казны и личного обогащения верхушки. Рим благородных мужей и великих полководцев закончился. Началась эксплуатация завоеванных позиций кучкой алчных эпигонов. Подросло новое поколение римских олигархов, которые, в отличие от своих доблестных и умеренных дедов, в римском мировом господстве ценили не пафос лидерства, а возможность безнаказанно «*** и грабить». Такова неизбежная трансформация любого однополярного мира.

«Элиту можно определить как группу правителей, обладающих возможностями присваивать себе ресурсы неэлит и входящих в обособленный организационный аппарат». (Ричард Лахман. «Капиталисты поневоле»).

В случае республиканского Рима II-I вв. до н.э., «элита» - это кланы нобилей, объединенные вокруг сената как центра власти. Сами себя они называли «оптиматами», то есть «лучшими». Римские оптиматы в нашем понимании - это олигархи, связанные в перекрестную систему родственных кланов и опирающиеся на административный ресурс. Последний добывался на выборах, которые в Риме проводились вполне серьезно, отнюдь не по «чуровской» системе. (Тем, кто желает по-быстрому освежить свои знания о римской политической системе, рекомендую следующий лаконичный и емкий текст) Однако в поздней Республике для победы на выборах требовались серьезные расходы на пиар и на подкуп избирателей, а также поддержка политически значимых граждан (т.е. тех же сенаторов), которые подключали свои сети влияния. На практике, к коррупционно-значимым должностям допускались только представители ограниченного числа сенаторских кланов, а также «выскочки», породнившиеся с этим «кагалом» через брак. Передвижения от ранга к рангу внутри «кагала» также требовали от претендента «правильной» женитьбы. При этом логика ранжирования оптиматов внутри «кагала» существенно не совпадала с критериями одаренности и меритократии, что приводило к ущемлению честолюбий и выталкивало амбициозную молодежь из «низов» сенаторского сословия в лагерь популяров.

Брак в среде нобилей постоянно использовался и для оформления политических союзов между кланами. Даже престарелый Помпей в расцвете своего могущества не пренебрегал этим правилом: его четвертый брак был заключен с дочерью Цезаря, а пятый - с женщиной, отец которой по рождению был Сципионом, а по усыновлению Метеллом. Этим браком с ключевыми кланами «кагала» Помпей подчеркнул свой разрыв с Цезарем и союз с оптиматами.

Типичный пример «вертикальной мобильности» в этой системе – знаменитый оратор Цицерон, который сам по себе, при всех своих талантах, мог подвизаться только в роли обличителя-Навального. Первую серьезную должность квестора (финдиректора при губернаторе Сицилии) он получил только после женитьбы на девушке из сенаторского рода Теренциев. Она, кроме прочего, принесла ему $400 000 приданого. (В первом веке до нашей эры доллар назывался «сестерцием» и в пересчете на товары стоил гораздо больше, чем сегодня, так что эту сумму можно смело умножать на 100. Кстати, знак доллара, дважды перечеркнутая буква S, тоже родом оттуда – так в скорописи обозначался сестерций) Впоследствии, когда «закрутевший» Цицерон развелся с ней, чтобы жениться на своей молоденькой воспитаннице (имущество которой он растранжирил, будучи опекуном), он меньше чем через год стал жертвой политических репрессий, а его отрубленную голову, в назидание другим, выставили на форуме. Историки, правда, не находят связи между этими двумя фактами в карьере «выскочки».

Еще один пример провинциала-карьериста – знаменитый полководец и военный преобразователь Гай Марий, дядя Юлия Цезаря, спасший Италию от нашествия диких германских орд. Несмотря на положительный имидж в народе, упорство и природный талант демагога, он даже на должность народного трибуна смог избраться только при поддержке могущественного клана Метеллов. Далее он дважды потерпел поражение на выборах в эдилы, а его победу на выборах в преторы «чуровцы» чуть было не оспорили по суду, обвинив в подкупе избирателей. Барьер на пути к своему первому консульству Марий смог преодолеть только после женитьбы на девушке из аристократического рода Юлиев (тетке Юлия Цезаря), перед этим вынужденно дав развод своей первой горячо любимой жене. Так и только так делаются серьезные карьеры в рамках корпоративно-клановой системы, даже если человек «семи пядей во лбу».


Гай Марий (157-86 гг. до н.э.)

И даже при этом его покровитель Цецилий Метелл пытался отговорить Мария от продолжения карьеры в следующих выражениях: «не все-де должны желать всего и Марию надо быть довольным тем, чего он достиг». Обидели фронтовика. Не удивительно, что, захватив на закате своей жизни тираническую власть, Марий заставил оптиматов заплатить за все унижения. Сознавая, что он уже «дедушка старый, ему все равно», он устроил олигархам «римскую рулетку». Он ехал по улице на белом коне, и тех сенаторов, на чьи поклоны и приветствия он не отвечал, толпа хунвейбинов тут же разрубала на части. После смерти Мария дело по сокращению поголовья нобилей успешно продолжил не менее талантливый и энергичный сын, двоюродный брат Юлия Цезаря.


Гай Марий Младший, сын Великого Кормчего (109-82 гг. до н.э.)

Клановое «закукливание» полисной верхушки не было чем-то специфическим только для Рима. Опыт не только античных, но и средневековых полисов Италии (см. книгу Ричарда Лахмана), и даже нашего Новгорода говорит о том, что при урезании прямой демократии элита города-государства неизбежно перерождается в замкнутый клуб олигархов, которые проводят резкую границу между собой и остальным гражданским коллективом.

Для людей, не вхожих в клановую систему, из значимых должностей в Риме была открыта только «протестная» должность народного трибуна («Навальный в законе»). Это единственная значимая должность, на которую народ мог избрать любого Обаму «без роду и племени». Как-то раз избрали даже бывшего раба, который выдавал себя за сына братьев Гракхов. Этого Обаму вскоре после избрания линчевали сторонники оптиматов. Народных трибунов нередко убивали, а временами сокращали их полномочия. После сулланской консервативной революции человек, хоть раз занимавший должность народного трибуна, считался «запомоенным» и не допускался к выборам на более значимые должности Республики. Таким образом олигархи хотели свести к нулю привлекательность этой должности в качестве старта для политической карьеры и избежать появления новых Мариев. Плохо заканчивали даже те трибуны, которые изначально были марионетками оптиматов. Так, Титу Аннею Милону так и не позволили стать консулом и в итоге отправили в изгнание, когда этот «мавр сделал свое дело», уничтожив с помощью своих штурмовиков ненавистного оптиматам римского Лимонова - Клодия Пульхра. А для последнего, выходца из сливок аристократии, карьера трибуна вместо пролога к претуре обернулась проломленной башкой и перерезанным горлом. (Это тот самый любвеобильный Клодий, из-за амурных похождений которого Цезарь произвел свою крылатую фразу о «жене Цезаря, которая должна быть выше подозрений»)

Кстати, было бы не правильно представлять себе сенаторов поздней Республики как разжиревших слюнявых дегенератов, неспособных постоять за себя. Скорее - как нормальных итальянских мафиози. Когда надо, отцы-сенаторы, подобно Аль-Капоне, могли подтвердить свои претензии на власть и с бейсбольной битой в руках. Вот как убивали римского Навального, когда тот затеял «Майдан» (в изложении Моммзена):

«Консуляр Назика воскликнул, что остается спасать отечество тому, в ком есть мужество, и бросился во главе других сенаторов на площадь с отломанными ножками и ручками сенаторских кресел вместо оружия. Сторонники Тиберия Гракха не решились сопротивляться сенаторам и рассеялись. Бежал и Гракх, но по дороге был настигнут и убит ударом дубины в висок, с ним перебито было до 300 его сообщников».

В изложении античного историка Аппиана этот эпизод выглядит еще драматичнее: сенаторы вышли на площадь безоружными, а дубинами завладели уже по ходу дела, ловко вырывая их из рук сторонников Гракха. Впоследствии эти авторитетные люди «посадили на перо» самого Цезаря, а император Август до глубокой старости приходил на стрелку заседания Сената исключительно в бронежилете. Впрочем, шаолиньские способности римских сенаторов не стоит преувеличивать. Как и всякий уважающий себя босс мафии, римский сенатор расхаживал по городу исключительно в сопровождении свиты из телохранителей и клиентов (шестерок). Так что разгонять гракховский «Майдан» ринулись не только триста «безоружных» сенаторов, но и тысячи три братков, вооруженных кинжалами и арматурой.

Вообще, представляя себе Рим, нужно избегать «гуманитарной аберрации» и всегда помнить, что это не столько «республика юристов», сколько «республика паханов» или «республика офицеров». Рим был милитаризован настолько, что даже выборы высших представителей власти (консулов и преторов) поводились «поротно» и «побатальонно»: по цензовым центуриям, которые в древности представляли собой настоящие боевые части, к коим граждане были приписаны в порядке военного призыва. Рассуждая о римских политиках, нужно мысленно всегда прибавлять военное звание, даже если речь идет о персонажах, прославившихся своими сугубо штатскими заслугами. Не «историк» Саллюстий, а генерал Саллюстий; не «оратор» Цицерон, а группенфюрер Цицерон; не «братья» Гракхи, а полковники Гракхи; не «поэт» Вергилий, а штабс-капитан Вергилий, не «лирик» Катулл, а поручик Катулл и т.д. Скажем, «гуманитарий» Цицерон, при всех своих рассуждениях о себе как «человеке тоги, а не меча», в молодости под началом Суллы участвовал в боевых действиях Союзнической войны, а в бытность губернатором Киликии лично возглавлял карательные операции против местных горцев и даже был провозглашен солдатами «императором» (кандидатом на триумф). В промежутках между этим, будучи консулом, он без суда и следствия приказал замочить в сортире целую пачку римской золотой молодежи, по обвинению в экстремистской деятельности. После поражения при Фарсале и смерти Помпея антицезаревская оппозиция именно Цицерону предложила военное командование, как действующему императору и как самому старшему по званию из всех, кто остался жив. У Цицерона была прекрасная возможность героически погибнуть под обломками Республики в качестве ее последнего не только духовного, но и военного вождя. Но в этот момент группенфюрер в очередной раз вспомнил, что он «человек смокинга, а не фауспатрона».

Помимо элиты, в Риме Поздней Республики можно выделить и субэлиту: сословие всадников (кабальеро, шевалье, рыцари). Это наиболее состоятельные граждане Рима, высший разряд имущественного ценза, традиционно обязанные служить в кавалерийских частях. Формально в их число входили и многие представители нобилитета, но обычно, когда говорят о «всадниках» в политическом контексте, имеют в виду ту часть сословия, которая не относилась к старым сенаторским родам и была отлучена от большой политики. Всадники вместо геополитики занимались бизнесом или резвились в муниципальном самоуправлении. К барышам от административного ресурса они могли подключаться только через сенаторов, в обмен на откаты. Поскольку сами сенаторы не имели права заниматься коммерческой деятельностью (морской торговлей), то всадники при них нередко играли такую же роль, как еврейские финансисты при королевских и княжеских дворах старой Европы.

Всадники, разумеется, считали это несправедливым и мечтали присосаться к административному ресурсу непосредственно, без необходимости отстегивать бабло сенаторам. На этом желании играли популяры, привлекая их на свою сторону при создании широких коалиций против сената. К примеру, Гай Гракх позволил им заседать в судах, решая судьбу обвиняемых сенаторов, а также облегчил доступ к ограблению Малой Азии через систему налоговых откупов. Но в целом, серьезного конфликта между нобилитетом и всадниками не было, в критических случаях всадники были верной опорой «партии» оптиматов. Между этими двумя группами были примерно такие же отношения, как сегодня в России между путинским чиновничеством и компрадорской крупной буржуазией: «милые бранятся, только тешатся». Одни делают деньги, при опоре на админресурс, другие – обеспечивают им этот админресурс в обмен на взятки и откаты. «Оппозиция всадников» - это «оппозиция имени Прохорова и Ксюши Собчак». Разумеется, если всадник зарвется, как Ходорковский, то сторонники консуляра Путина могли поступить с ним сурово. Но это разборки в рамках одной референтной группы. Все лидеры популяров, слишком надеявшиеся на поддержку всадников, в конечном итоге были ими преданы.

В ряде случаев всадники, как более невежественная и ограниченная часть господствующего класса, были даже более консервативны и нетерпимы к оппозиции, чем сенаторы, которым, по роду занятий, приходилось мыслить глобально и на перспективу. Например, подослав в 91 году киллера к трибуну Ливию Друзу, всадники сорвали последнюю попытку предотвратить роковую для Республики серию гражданских войн. Друз, при поддержке наиболее мудрой части партии оптиматов, задумал колоссальную по своим последствиям политическую «перестройку» в духе национал-демократии, которая, при своем успехе, могла бы обновить Республику и остановить деградацию ее институтов. Он хотел даровать римское гражданство всем народам Италии, удвоить сенаторское сословие лучшими всадническими родами (выжав из всадников пассионарные сливки), увеличить вэлфер для городских пролетариев и раздать крестьянам остатки государственного земельного фонда, чтобы выбить почву у «лениных», баламутивших народ. Всадники не только убили самого Столыпина Друза, но и учинили серию издевательских судебных процессов над сенаторами-националистами, которые поддерживали его идеи и хотели объединить италиков в единую гражданскую нацию. Видя этот беспредел, против Рима восстала вся Италия, и с этого момента Республика покатилась под откос.


Марк Ливий Друз (120-91 гг. до н.э.)

Продолжение
Tags: Рим, история
Subscribe

  • Трудное наследие Византии

    Продолжаю тему, начатую в предыдущем тексте, который был написан в разгар вагнеровского мятежа. Достигнутый по итогам компромисс поначалу вызвал…

  • Вслед за «корниловцами» придут «освободители»

    Военные мятежи в России исторически можно разделить на две группы. 1) Идеологически нацеленные на «закручивание гаек» и «укрепление власти». Примеры…

  • Не пиво было слабее, а люди - крепче

    Ирландские историки сварили аутентичное пиво по рецепту XVI века, найденном в Дублинском замке (где жил британский наместник), с целью определить…

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic
  • 9 comments