В этом смысле привычные истолкования этого дела, видящие в нем дьявольски хитрый план по расколу оппозиционного лагеря, по дискредитации РПЦ или, наоборот, либеральной интеллигенции, мне кажутся чрезмерно усложненными. Такие игры были приняты во времена Суркова, который любил всевозможные политические художества и многоходовки. А сегодня власть действует гораздо более просто и прямолинейно, в стиле «больше трех не собираться». Теперь это «больше трех не собираться» (в политическом смысле) относится и к территории храмов.
Отнеся антипутинский протест в храме к категории «безусловного кощунства», православная общественность лишила себя возможности в будущем самой воспользоваться этой разветвленной сетью публичных площадок для оформления собственного «православного протеста». Отныне такого рода действия возможны только по прямому разрешению Патриарха, которое он, будучи плотно опекаем властями, не сможет дать даже при желании.
Однако винить в этом православную общественность нельзя, потому что ее реакция была в значительной мере детерминирована: трудно каким-то иным образом отреагировать на «Толокно во храме». Как и задумывалось кукловодами, «на фоне Толокна» православные просмотрели, что акция была направлена против Путина, а не против Бога или Церкви, и что она не сопровождалась вандализмом. По яростной реакции околоцерковной публики и строгости приговора можно подумать, что кощунницы матерно ругали Христа, рубили топорами иконы, срывали облачения со священников, предавались плотским утехам на Алтаре, размазывали фекалии по иконостасу, мочились в Чашу Причастия и т.п. Между тем, учитывая моральный и культурный уровень участниц «панк-группы», а также их предыдущие акции, им следовало бы вынести благодарность за то, что они ничего такого не сделали и тем самым поднялись на почти недосягаемую для себя нравственную высоту. Должно быть, Господь вразумил.
Но точно также была детерминированной и реакция антипутинской общественности. Ведь понятно же, что на самом деле женщин судили не за «кощунство против Церкви» как таковое, а за «несанкционированное использование церковного пространства для агитации против Путина». Любой последовательный антипутинец должен чисто рефлекторно воспринимать православных, осуждающих эту акцию, как «злобных сторонников кровавого тирана».
Вообще, отношение к этим событиям существенно зависит от нашей оценки личности Путина. Если мы считаем, что Путин - это «Гитлер», Абсолютное Зло, то тогда против него, очевидно, применимы любые акции, в том числе связанные с вторжением на храмовую территорию. Представьте себе Германию в конце 1944 года. Все уже понимают, что Гитлер - это маньяк, который ведет страну к полной гибели, но вынуждены сидеть тихо, потому что репрессивный аппарат Рейха все еще работает. Митинги и демонстрации запрещены, любую оппозицию тут же отправляют в концлагеря. Только что повесили генералов, попытавшихся свергнуть Гитлера и спасти страну. И на этом фоне несколько девушек-антифашисток врываются в Кельнский собор и начинают там «панк-молебен» на тему «Дева Мария Гитлера прогони!» Их тут же вяжут гестаповцы, тянут в судилище. Понятно, что любой разумный немец в данной ситуации не обратит внимание на факт кощунства и будет сочувствовать антигитлеровскому посылу этой акции. Даже если бы он догадывался, что эта акция - провокация Гестапо, все равно сам факт ее проведения ему пришелся бы ему по душе.
Но если человек не видит в Путине «Гитлера», то элемент кощунства, нарушения правил приличия в храме становится на первое место. Таким образом, противостояние вокруг пусечного скандала имеет еще одно любопытное измерение: это полемика между людьми, которые считают Путина Абсолютным Злом, и людьми, которые если и видят в нем Зло, то Зло вполне заурядное и неизбежное, не достойное того, чтобы ради борьбы с ним нарушать правила приличия в церкви.