Предыдущая часть ***** Начало
СПАРТАК В КОНТЕКСТЕ РИМСКОЙ ПАРТИЙНОЙ ПОЛИТИКИ
Накануне восстания Спартака Италия испытала «семилетку» жесточайшей олигархической тирании и террора. Репрессии прошли четырьмя волнами. Во-первых, это убийство десятков тысяч пленных и разрушение целых городов непосредственно во время гражданской войны. Такие регионы Италии, как Этрурия и Самний, активно вставшие на сторону национал-демократии, буквально обезлюдели. Этруски и самниты, как этносы, с этого времени перестали существовать. Во-вторых, это печально известные сулланские «проскрипции» - репрессии по спискам, в которые было внесено несколько тысяч сенаторов и всадников, стоявших на стороне марианской партии. В-третьих, это гораздо более массовая волна судебных процессов в регионах, когда поголовно наказывались все люди, кто ранее хоть каким-то образом сотрудничал с националистами или выражал им свою симпатию. «По всей Италии учреждены были над этими лицами жестокие суды, причем выдвигались против них разнообразные обвинения. Их обвиняли или в том, что они были командирами, или в том, что служили в войске, или в том, что вносили деньги или оказывали другие услуги, или вообще в том, что они подавали советы, направленные против Суллы. Поводами к обвинению служили гостеприимство, дружба, дача или получение денег в ссуду. К суду привлекали даже за простую оказанную услугу или за компанию во время путешествия. И всего более свирепствовали против лиц богатых». (Аппиан. «Гражданские войны») Наконец, в четвертых, это массовые конфискации имущества у жителей «неблагонадежных» городов и регионов, чьими домами и землями
В самом Риме многомиллионное гражданство было отчасти оттеснено от электоральных процедур бандой «профессиональных избирателей» - люмпенов, подкармливаемых олигархией, которые заспамили весь политический процесс. Это можно рассматривать как отдаленный аналог «вбросов» и «каруселей», посредством которых постоянно выигрывает выборы российская «партия власти». Тон в этой толпе задавали 10 тысяч
И вот, в недрах этого Мордора, начало вырастать третье поколение национал-демократии, усвоившее уроки поражения и гракхианцев, и марианцев. Осознавая фундаментальную слабость гражданского общества перед лицом олигархии, «цезаревское» поколение популяров сделало ставку на расшатывание федеральных институтов власти (в которых прочно окопались оптиматы) и на эволюцию в сторону «бонапартизма» (популистской монархии), при опоре на пролетарскую армию и самоуправляемые муниципалитеты. Основной целевой аудиторией национал-демократии стал военный пролетариат. Мысль, на первый взгляд, тривиальная, но до гражданской оппозиции всегда доходит очень медленно: чтобы совершить реальную революцию против террористической олигархии, нужно работать с армией, еще раз с армией, и только с армией. Именно на армии концентрировать всю свою пропаганду. Все остальное несущественно.
Политик и историк Саллюстий (сам относившийся к этому поколению) донес до нас интереснейшую речь народного трибуна Макра, которая позволяет увидеть идеи и настроения римской оппозиции непосредственно накануне восстания Спартака. Риторика Макра очень похожа на современную российскую. Есть там и про шайку преступников, которая захватила власть в государстве, есть и сетования на пассивность народа, который, «подобно скотине» смирился с ярмом рабства и слил протест. Но есть и один неожиданный момент. Рассуждая о посильной стратегии сопротивления на ближайшее время, римский трибун неожиданно воспроизводит знаменитое солженицинское «Жить не по лжи!». Он советует народу не соучаствовать, не помогать, не подпитывать этот режим своей кровью: «Я подам голос не за борьбу с оружием в руках, и не за сецессию («акцию протеста» - СК), а только за то, чтобы вы более не отдавали им своей крови». Поскольку речь идет о гипер-милитаристском Риме, то призыв к «неучастию» касается, прежде всего, военной службы и адресуется военному пролетариату.
Фото. Трибун Макр призывает римский народ «Жить не по лжи».
Я сомневаюсь, что трибун Макр и его коллеги по партии прекратили свою «пацифистскую» проповедь, когда началось восстание Спартака. Скорее, они должны были ее усилить. К чему это могло привести? Систематические победы Спартака над римскими армиями иногда объясняют неопытностью римского гражданского ополчения. Все опытные бойцы де воевали за пределами Италии под знаменами Лукулла и Помпея, а против Спартака выходили новички. Однако проблема не могла заключаться в физической нехватке «суровых римских мужиков». Скорее, они просто не хотели идти на эту войну. В том числе – из-за агитации народных трибунов.
После продолжительной серии гражданских войн Италия была переполнена «суровыми мужиками», искавшими себе привычную работу. Тем более что и многие ветераны Суллы, получившие конфискованную землю, к тому времени уже успели ее продать и пропить, и мечтали о «новых подвигах» (через несколько лет они заявят о себе в ходе заговора Катилины). Лишь малая доля из ветеранов стотысячных армий гражданской войны могла бы записаться в ограниченный контингент Лукулла, воевавший на Востоке. Скорее всего, запись на эту высокодоходную войну осуществлялась «по большому блату». Другая война, ведомая в это время Метеллом и Помпеем в Испании против Сертория, вряд ли была слишком привлекательной для профессионального солдата. Она была значительно опаснее, труднее и сулила гораздо меньше добычи. А тут еще и трибуны призывали «проявить классовую солидарность».
Понятно, что пацифистская деятельность трибунов изначально на 100% была направлена именно против участия в анти-серториевой войне. Но вот началась война со Спартаком. Славы и добычи она сулила еще меньше, чем война с Серторием. Однако в Испании хоть были прославленные вожди, Помпей и Метелл, и помимо заработка у перспективного солдата была надежда выслужиться перед ними, быть замеченным и попасть на следующую, более интересную кампанию. В войне со Спартаком первое время (до Красса) не было и такой мотивации. Тут и без агитации трибунов разумный пролетарий трижды бы подумал, прежде чем записываться в армию. В результате «призывным комиссиям» приходилось хватать «хипстеров» и инвалидов. А сражения в те времена представляли собой по сути драку «стенка на стенку» больших масс бойцов. Если у вас, с одной стороны, тусовка игроков в петанк, а с другой – банда отмороженных футбольных фанатов, то не нужно объяснять, кто кому порвет грелку. Игнорирование этой войны со стороны сознательного римского пролетариата – вполне достаточный фактор, чтобы объяснить крайне низкую боеспособность римских армий в первые два года войны. «Римские суровые мужики» в это время пили пиво и весело гоготали, наблюдая по «ящику», как «хоругвеносцы» Спартака разгоняют очередной хипстерский «гей-парад».
Ситуацию удалось переменить только Крассу с его колоссальными финансовыми ресурсами. По-видимому, Крассу все же удалось навербовать в свою армию достаточное количество «суровых мужиков», чтобы постепенно вымуштровать толпу хипстеров и превратить ее в полноценные легионы. И сразу же расклад сил на поле боя изменился. Спартак уже не наступал, а был вынужден обороняться и отступать. Вместо привычного гей-парада, «фанаты Спартака» впервые столкнулись с такими же оголтелыми «фанатами ЦСКА».
Возможное соучастие римской оппозиции в затягивании войны со Спартаком, в предоставлении ему шанса улучшить выучку своей армии, разумеется, еще не указывает на заказчика этой войны. Основания говорить о том, что оппозиция в Риме действительно стояла за восстанием Спартака, могут появиться только после анализа событий с точки зрения «кому это выгодно». А для этого лучше отнестись к самому восстанию как к некоему «черному ящику» и просто сравнить ситуацию «на входе» в этот черный ящик, в 75-74 гг., и ситуацию «на выходе» из него, в 71-70 гг. Посмотрим, что бросается в глаза при сравнении.
Ситуацию «на входе» мы уже описали выше. Ситуация «на выходе» такова:
1) Полностью восстановлены прерогативы народных трибунов и права народного собрания. Всадникам возвращены суды и налоговые откупа. Из сената изгнаны десятки сулланцев. Римская политика снова сделалась сложной, в ней опять стал значимым фактор «улицы», и пройдет совсем немного времени, как эта улица наполнится «маршами миллионов», стычками партийных штурмовиков и массовыми беспорядками. Произошло это главным образом потому, что ослабевший сенат стал заложником политического конфликта между Крассом и Помпеем, а их обоих - с сенатом. При этом армия Красса, как противовес армии Помпея, была создана восстанием Спартака. Не будь восстания – не было бы армии Красса, не было бы ситуации, когда, борясь за поддержку плебса, полководцы восстановили его политическое влияние.
2) Сложилась ситуация, когда центральным пунктом римской политики снова стали личные взаимоотношения генералов, а сенат как корпорация потерял авторитет и был оттеснен на второй план. Решающую роль в этом сыграли многочисленные поражения сенатских армий, в том числе предводительствуемых консулами, в борьбе с «какими-то рабами». Оказалось, что сенат сам по себе, опираясь на ординарные магистратуры и располагая всеми ресурсами Италии, не способен защитить граждан даже от их собственных рабов. Даже для наведения элементарного порядка у себя под боком, в Италии, ему пришлось опереться на «сильную личность», наделив ее чрезвычайными полномочиями. По завершении этой войны сенат получил у ворот Рима два войска потенциальных диктаторов: Красса и Помпея. Последнего (с войском) пришлось срочно вызвать из Испании, формально – для борьбы со Спартаком, а реально – чтобы уравновесить Красса. Без Спартака у Красса вообще не было бы возможности собрать войско, а Помпей возвратился бы из Испании частным человеком, не имея повода вести войско в Италию.
Спартак, по существу, завершил недолгую эру сенатского самовластия. В промежутке от смерти Суллы и до Спартака все, казалось бы, указывало на жизнеспособность сулланской конституции. Римом реально правил сплоченный и сенат, авторитет которого опирался на ужас, вызываемый воспоминаниями о недавних репрессиях. Он не лавировал между влиятельными полководцами, а действительно распоряжался ими, а при необходимости – мог организовать им отпор и поставить на место (как мятежного Лепида). Даже сверхпопулярного Помпея с его армией сенат мог спокойно держать на голодном пайке во время войны с Серторием, зная, что тот никуда не денется (Саллюстий сохранил для нас жалостливое письмо Помпея сенату, где тот выпрашивает копеечку на бедность для своей голодающей армии). После Спартака все решительно меняется: сенат отныне может сохранять толику власти, лишь играя на противоречиях между Крассом и Помпеем. А увидев, что сенат бессилен навести порядок даже в Италии, римляне перестали закрывать глаза и на то, что он не может навести порядок за ее пределами. Сенат не смог отстоять приоритетные права своего полководца Лукулла и вскоре вынужден был «подарить» Восток Помпею, сделавшему ставку на союз с популярами. Для усмирения морского разбоя Помпей получил от народного собрания практически царские полномочия и переформатировал Восток под себя, сделал всех тамошних царьков своими личными вассалами. Началась новая эпоха римской политики, когда популяры снова могли открыто и на равных бороться с оптиматами, при попустительстве «теневого монарха» Помпея.
Итак, восстание Спартака сыграло решающую роль в уничтожении сулланской конституции и проведении «демократического реванша». Если исходить из принципа «Кому это выгодно?», то ответственными за это восстание следовало бы сделать новых римских популяров, образчиком которых является трибун Макр. Им, стало быть, оказалось мало просто отговаривать солдатскую массу от участия в карательных экспедициях сената. Действуя по принципу «где тонко, там и рвется», они постарались еще больше увеличить потребность сената в опытных рекрутах, создав новый очаг сопротивления. И вот любопытный пример «стратегии непрямых действий»: оппозиция смогла добиться своих целей, обойдясь без акций в столице, и учинив вместо этого чужими руками совершенно «постороннюю» войну в другом регионе. И это несмотря на то, что в политическом плане «гиперцентрализм» и зацикливание на столице в Древнем Риме были даже посильнее, чем в РФ. Это неплохой урок для российской оппозиции: хватит растрачивать энергию в Москве, пора идти в регионы. Москва - уже отработанный материал в плане протеста, она не двигатель революции, а ее потенциальный трофей.
Еще одной заинтересованной стороной был, разумеется, Марк Красс, который на подавлении этого восстания существенно нарастил свой политический капитал и получил в свои руки гигантскую обученную армию из 10 легионов. Наконец, и Помпей тоже получил колоссальную выгоду от восстания. Спартак разгромил не только консульские армии, но и проконсула Цизальпинской Галлии Кассия, прикрывавшего Италию с севера и способного, в случае чего, остановить Помпея на дальних подступах к Риму. И вот какое совпадение: расчистив Помпею путь на Рим, дальше на север Спартак не пошел и никакого желания сразиться с самим Помпеем не проявил. Если бы не внезапно проявившиеся полководческие таланты Красса, именно Помпея назначили бы главным противником Спартака и позволили бы войти в Италию с армией. Собственно, так оно частично и произошло, и последние отряды спартаковцев, бросившиеся на север, уничтожил именно Помпей.
Это кажется парадоксом, но ведь и сенат тоже мог быть заинтересован в восстании Спартака. Борьба с этим восстанием стала прекрасным поводом для того, чтобы подстраховаться от возвращающегося Помпея, сформировав в Италии новую армию, в помощь армии Кассия. При нормальном развитии событий этой новой армией руководил бы не Красс, а консулы Геллий и Лентул, всецело преданные сенату и не страдающие избытком амбиций. Помпей в этой ситуации стал бы послушным, как провинившийся школьник. В сенатской партии того времени еще оставались люди изощренного ума и широких планов, такие как Папа Римский (Pontifex Maximus) Гай Аврелий Котта («один из столпов клики», по выражению трибуна Макра), который незадолго до восстания был консулом, а затем - предшественником Кассия в Цизальпинской Галлии. Он вполне был способен просчитать, насколько уязвимым окажется Рим при недружелюбном поведении Помпея. И далеко не случайно он в преддверии этих событий восстановил велфер для бедноты («в размере тюремной пайки», как язвительно заметил все тот же трибун Макр). Но кто же мог предположить, что Спартак закусит удила и разобьет даже консулов? И не только консулов, но и армию Кассия?
Получается, что восстание Спартака – это что-то вроде пожара в «Вороньей слободке», которую подожгли сразу со всех концов. Не связаны ли триумфальные успехи Спартака именно с тем, что первоначально его тайно поддерживал практически весь политический Рим, в лице своих виднейших людей, сената, церкви и обеих партий?
Все эти интригующие рассуждения, впрочем, разбиваются об один «неприятный» факт: слишком долгий и чреватый поражением «инкубационный» период восстания. Никто бы не мог просчитать заранее, что беглая кучка гладиаторов, многие месяцы пробавлявшаяся разбоями и грабежами, сможет вырасти в полноценную армию, победа над которой составит честь для виднейших деятелей Рима. Нам, ретроспективно, это не кажется слишком странным, но тогдашнему римлянину такое предположение показалось бы абсурдом. Красс и Помпей могли заинтересоваться Спартаком только после его победы над консульскими армиями, когда восстание гремело уже не первый год. Сенаторы и популяры тоже вряд ли могли возлагать какие-то надежды на шайку, которую, с высокой вероятностью, могла уничтожить первая же регулярная часть. Первоначально за Спартаком могла стоять только та сила, которой его деятельность была выгодна даже в малом масштабе, в масштабе локальной партизанской войны. Но чтобы выявить эту силу, нам придется, наконец, перейти от затянувшего описания декораций к детальному анализу самого феномена - восстания Спартака.
Продолжение
******
Примечание: данный текст написан и опубликован в рамках эксперимента, в качестве ответного дара группе ответственных блоггеров. Допускается перепечатка любых его частей на любых площадках для бесплатного доступа, при условии сохранения авторства (Сергей Корнев) и ссылки на блог автора (kornev.livejournal.com).