Возьмем, к примеру, вопрос о политике в отношении враждебных наций и этнических групп. Политику, прежде чем высказывать что-то определенное и резкое, надо трижды подумать. А я, как политический потребитель, имею право «резать правду матку» и особо не выбирать выражения. Мне не нужно, к примеру, на всякий случай «беречь себя» для роли посла в Эстонии, поэтому я могу крыть эстонцев в три этажа. И стороннему политику это будет только на руку: он, в случае чего, сможет прикрыться на переговорах «народным мнением» и разыгрывать роль «доброго следователя».
В своих текстах на политическую тему я последовательно выступаю именно как потребитель: формулирую политический запрос социально близкой для меня группы – «работающая провинциальная интеллигенция», но при этом не занимаюсь оргдеятельностью, не конкурирую за спонсорские ресурсы, не борюсь за лидерство над тусовками активистов. Политик, читающий мои размышления, по-хорошему, должен поблагодарить и принять это к сведению, и далее использовать эту информацию в зависимости от того, хочет ли он добыть себе популярность в глазах близкой мне социальной группы. На практике, однако, реакция обычно совершенно иная: люди воспринимают это как претензию на лидерство и начинают «бороться», «обличать», «учить». Вот как в случае с советской темой.
Представьте, приходит в маркетинговый отдел Кока-колы потребитель и начинает рассказывать, что он и его друзья очень любят колу, но она им кажется недостаточно сладкой. А маркетологи, вместо того чтобы отделаться формальной благодарностью лояльному клиенту или подумать о новом сорте в линейке колы, начинают обзывать его «подлым агентом пепси», заклеивать рот скотчем и т.п. И в то же время жалуются, что люди, предпочитающие «послаще», «почему-то» в массе игнорируют колу и покупают пепси. «Наверное, здесь какой-то заговор».
В некоторых случаях бывает уместна и более курьезная аналогия (постоянные читатели моего блога поймут, о чем я). Вы приходите в магазин и, в качестве потребителя, одобрительно высказываетесь о марке стирального порошка: «Классно стирает, всем рекомендую его покупать». «Стиральный порошок» неожиданно обижается и начинает с вами войну не на жизнь, а на смерть, ибо вообразил, что вы таким образом под него копаете и над ним глумитесь. А причина именно в том, что своей паствой он считает исключительно «мычащих», а любой «говорящий» не из тусовки, даже если это потребитель, автоматически трактуется как конкурент, от которого следует ожидать только подвоха.
В этом смешении двух ролей виновата, отчасти, игровая природа социальных сетей, где каждый, написавший что-либо «политическое», воображает себя «всамделишным» политиком и о других судит с той же колокольни (как об играющих в «больших политиков» и «мега-лидеров»). Но еще бОльшая доля вины лежит на инерции советских традиций, поскольку в советские времена роль политического потребителя была сведена к пустой фикции. Выступавшие «от имени трудящихся» обычно просто озвучивали роль, предписанную свыше, и окружающие это прекрасно понимали. Но в обществах хоть немного нетоталитарных, политический потребитель – далеко не фикция. Желание, на советский манер, «подавить» политического потребителя, игнорировать его любой ценой, ошельмовать его как подлеца и негодяя, – это глупость. Последние выборы в Америке это хорошо показали.
Столь же опрометчивый шаг – пытаться навязать политическому потребителю некую «корпоративную дисциплину». Если применить аналогии с рекламным бизнесом, то политический потребитель работает не в агентстве, а «на стороне клиента». Поэтому к нему в принципе нельзя применять те требования корпоративной лояльности, которым должны подчиняться маркетологи и рекламщики, работающие в агентстве. Вообще, требовать от политического спикера или активиста корпоративной лояльности, следования «линии партии» и т.п. можно, только если это оплачивается причастностью к власти в организации или какими-то материальными бонусами. К свободным спикерам и активистам, которые находятся за рамками корпоративного «обмена пряниками», на стороне потребителя, и подход должен быть принципиально иным.
Главная проблема большинства движений, выступающих от имени русских, состоит в том, что они в принципе исключают нишу политического потребителя. Они исходят из советской модели, когда организованная партия (или тусовка) противопоставлена народу, как неорганизованной гугнивой биомассе, не способной говорить за себя. А всякого, кто способен осмысленно высказаться за себя и других, но не вхож в тусовку, почитает конкурентом и кандидатом на уничтожение. В итоге получается абсурд. С одной стороны, люди сетуют на неприученность русских к самоорганизации, а с другой стороны, сами же воюют с элементами этой стихийной самоорганизации – спикерами, выражающими запрос потребителя. С одной стороны, призывают «бороться с советчиной», а с другой стороны, сами являются воплощением советской политической бюрократии, признающей только слепое, нерассуждающее следование «линии партии». С одной стороны, жалуются на недостаток сторонников, а с другой стороны – шельмуют и распугивают политических симпатизантов и попутчиков. Такого рода «стратегия» хороша для партии типа КПСС или ЕР, у которой есть непрошибаемый админресурс, или для ленинской РСДРП(б), с ее щедрыми внешними спонсорами, но для движения, которому приходится пробиваться своими силами, за счет местных ресурсов, это абсолютный тупик. Короче, потребителя надо уважать: в политике – так же как в бизнесе.